Самурай

режиссер: Жан Пьер Мельвиль
1967 г.

фильм-ритуал, где Париж — поле для игры в смерть. Город герметичный, пустой, совершенный, или заполненный сотней мужчин в одинаковых плащах и шляпах, которые элегантно, с пистолетами решают свои дела почти молча...

Фильм холодный, непроницаемый, отчужденный. Созерцательный. Всецело созерцательный до последних минут, когда понимаешь, насколько заворожил тебя экран, насколько загипнотизировал неподвижный взгляд Делона, что очевидным становится смысл названия. Делон — наёмный убийца. Убийца такой, каким должен быть: без чувств, без воспоминаний, без сожалений, без глубоко скрытого психоза внутри. Архетип. Он как самурай, который каждый день считает последним. С неподвижным лицом и стальными глазами он осознанно, отточенными движениями проделывает одно и тоже каждый день: одевает плащ и шляпу, угоняет Ситроен, медитативно подбирая к нему ключ из элегантной связки, меняет номера в старом гараже, одевает перчатки, убивает, снимает перчатки, приходит к любовнице, обеспечивает себе алиби, возвращается домой... Делон живет один, в обществе канарейки, которая предупреждает о визите непрошенных гостей тревожным чириканьем и исступлёнными прыжками. У Делона также есть приятель — немногословный владелец загородного гаража, меняющий номера угнанных автомобилей и снабжающий его заряженным оружием. Больше мы ничего о Делоне не знаем. Ни о его прошлом, о его мыслях и чувствах. У самурая нет прошлого и будущего, его настоящее — ледяное молчание и сталь в глазах. Много стали. И абсолютная неподвижность лица.

Меня после просмотра добило, наверное, очередное доказательство символичности этого мира: самое эмоциональное существо в фильме, это его птичка Делона, а единственный, кому позволяются более-менее говорить, — следователь (Перье) без него фильм, вероятно, стал бы просто немым. "Я никогда не думаю", — говорит следователь, "я никогда не проигрываю", — смотрит в камеру Делон, и ясно, что из головы полицейского не исчезают мысли о нём, а никогда не проигрывает тот, кому нечего терять, и значит, однажды он потеряет всё. Это не дуэль полиции и бандита, это путь одинокого волка, всегда идущего на смерть и всегда знающего это.

Сама смерть в обличье чернокожей пианистки этой игре аккомпанирует. Она играет джаз, непринуждённо делится чувствами с залом. У неё чёрный цвет кожи и уже этим многое сказано. Она это игра, что иллюстрируется «холодностью» музыки. Может быть это лицемерие. Но можно ли встретить внутреннее содержание более переменчивое? Также лаконичны и многозначительны сцены с установкой подслушки или допроса в участке, или сцены угона машин, или же сцены метро. Все они как идеальные музыкальные партии о неторопливом и бесконечном холоде и пустоте, о молчании, о том, что представляет собой одиночество и смерть.

Этот фильм создан быть культовым хотя бы потому, что Мельвиль вытравил все лишнее — нет ни одной лишней фразы, ни одной лишней линии, ни одного изъяна, нет суеты, а все напряжение создается совершенно ниоткуда — из асфальта. При этом визуальный ряд Мельвиль выстроен так, как будто уже тогда знали, что такое компьютерная графика. И абсолютно без всяких технических ухищрений, Париж производит впечатление идеального фона для космического одиночества. Есть в этом что-то антониониевское.

Делон меня просто потряс. Он играл абсолютно бесстрастного человека, опытного, сильного и закованного в латы одиночества. Как можно сыграть такое без слов, без мимики, без эмоций и что бы было настолько мощно? Под его скульптурной внешностью, такая буря чувствуется, такой напор силы, но его глаза это всегда холодная, сверкающая поверхность смертоносной стали. Играл только ею, она врожденно внутри его глаз. Иногда оттуда смотрит смерть, иногда равнодушие, иногда почти по краешку проскальзывает что-то человеческое...

Кстати, слышала мнение, что "Самурай", мол, приквел Джармушевского "Пса"... Боюсь, что Джармушу с его бесконечной болтовнёй в неподвижном кадре отнюдь не близок по эстетике ни "мистер" с его ситроеном и шляпой-стетсоном, ни прямые заимствованиями "немого" антонионивского напряжения.